Мы предлагаем Вашему вниманию очередной рассказ Андрея Николаевича Перепелятникова из цикла «воспоминания» о полковнике А.Ф. Ананьевском.

На фото: слева направо: Лазо Христофоров (руководитель цыганского ансамбля), нач штаба УВСЧ полковник И.Д.Силин, полковник в отставке А.Ф. Ананьевский, делегат 1-ого съезда комсомола, полковник И.С.Кузнецов и один из ветеранов ансамбля.

Александр Фёдорович Ананьевский

Глава из документальной повести

     С полковником Александром Фёдоровичем

Ананьевским я познакомился ещё будучи курсантом военного училища в 1961 году. Летом того года мы курсанты третьего курса проходили стажировку в Томском Управлении войск.

Нас в количестве 12 человек направили стажироваться в военно-строительный отряд, который дислоцировался на северной окраине города Томска в районе, который именуется Каштак. Командовал отрядом майор Намжилов Г. Д. Отдали нас приказом по Управлению стажерами заместителями командиров рот.

Мы с Ильёй Ульяновым попали  в 6 роту отряда. На второй день после нашего представления личному составу роты заместителя командира этой роты старшего лейтенанта Никитина отпустили в  отпуск за два года почти на три месяца. А ещё через день во время утренних мероприятий, прибывший на подъём в наш отряд начальник Управления полковник Примин, палкой погнал из роты командира нашей роты. Последний, очень обиделся на такое оскорбление своей личности, написал жалобу в Москву и в роте больше не появлялся, хотя с семьёй жил в санитарной части отряда.

Попутно замечу, что того капитана из роты надо было гнать не палкой а грязной метлой, дабы оградить солдатиков от такого командира.

В тот день он лично присутствовал на подъёме роты. По команде дежурного «Рота подъём!» поднялось десятка четыре солдат последнего призыва. Остальные подниматься и не думали, как ни требовал ротный. На физзарядку из казармы вышло уже шестьдесят человек из 140 списочных. А когда подали команду «Строиться на завтрак!», подхватились остальные. Быстро одевшись, воины второго и третьего годов службы, не заправляя коек, ринулись в умывальник, сполоснули лица и через окно той же комнаты подались гурьбой в столовую. Кровати за них стали заправлять дневальные по роте.

В каждой роте утренние мероприятия в тот день проверяли офицеры штаба Управления. После проверки о результатах все они доложили полковнику Примину. Надо сказать, что и во всех остальных ротах дисциплина и порядок не блистали, но наша шестая рота оказалась самой — самой. И полковник Примин тут же и пришел в нашу роту. Капитан отдал рапорт начальнику Управления по всей форме, заявив, что рота занимается по распорядку дня и в ней без происшествий. На вопрос полковника, как прошли утренние мероприятия в роте, капитан, не моргнув глазом, ответил «нормально». Тут-то вскипевший полковник и схватился за палку, а капитан, убегая, метнулся в умывальник, а из оного сиганул через отсутствующую оконную раму на улицу.

Так мы с Илюшей Ульяновым остались на целых два с лишним месяца одни командовать нашей шестой ротушкой. Меня назначили командиром роты, а Илюшу заместителем. Почему не наоборот? Не знаю. Может потому, что Илья был очень маленького росточка.

Нелегко пришлось нам проходить ту стажировку, но образцовый порядок в роте мы с Илюшей навели. Уже через четыре дня все солдаты нашей роты поднимались на подъёме, все выходили на физзарядку, только строем рота приходила на завтрак. А на утреннем разводе была самой многочисленной в отряде, на что каждый раз обращал внимание командир отряда.

Недели через две меня, как полноценного командира роты стали назначать и дежурным по отряду.

И вот однажды в субботу вечером, когда отряд приготовился к просмотру кинофильма, а демонстрировали фильмы в отряде из-за отсутствия клуба зимой в столовой, а летом прямо на улице, с КПП мне доложили, что в отряд приехала «Волга» из Управления войск. Присутствовавшие на вечерних мероприятиях офицеры  отряда тут же метнулись по ротам. Я понял, что приехал кто-то из больших начальников Управления и направился к остановившейся у штаба  «Волге» с рапортом. Навстречу мне уже шел высокий стройный офицер в полевой форме. Повстречавшись, я стал рапортовать, но кто этот начальник по званию не вижу. Ведь на дворе сумерки, а он в полевой форме. Звёздочки, на погонах которой, зелёного цвета и очень плоские.  Я и обозвал его старшим лейтенантом.

Приняв от меня рапорт, офицер поздоровался со мною за руку. Когда мы с ним направились  к солдатам, великан тепло обнял меня за плечи и сказал: «Сынок, старшим литинантом я був еще в 1935 году. Но ты нэ пэрэживай, я тибя понимаю. Тэмнэнько ж. Нэ пэрэживай». Это и был полковник Ананьевский.

Обойдя территорию отряда, посетив несколько рот, собираясь уезжать, Александр Фёдорович сказал мне тогда: «Як ты командуешь ротой, мине извисно, молодэць. Так и дижурь. Подробний мы с тобою ище познакомымся. Всёго доброго».

Полковник уехал, а тепло его обращения осталось со мною навсегда.                                        

До 1967 года служил я в в/ч 33960 секретарём комитета комсомола в Красноярске -45 (Ныне Зеленогорске). Звание имел старший лейтенант. Полк наш, как выполнивший свою задачу, расформировывался. Приехавший  из центрального Управления войск по этому поводу заместитель начальника отдела кадров, в то время подполковник Иванов Всеволод Александрович, спросил меня, куда бы я хотел ехать для дальнейшего прохождения службы. Я, уже решивший связать свою дальнейшую службу с политработой и желая получить соответствующее образование, заявил: «Согласен ехать куда направите, но хотелось бы поехать туда, где есть поблизости ВУЗ с общественным факультетом». Всеволод Александрович сказал: «В Томском Управлении войск есть несколько вакантных должностей политработников. В Томске же есть и госуниверситет с соответствующим факультетом. Я сейчас позвоню туда, согласую, а вы  пока подождите в приёмной. Я вас вызову». Минут через двадцать дежурный по штабу УВСЧ и велел мне заходить. «В томском Управлении есть должность старшего инструктора отдела политработы по клубно-массовой работе. Начальник Управления и его заместитель по политчасти против вашей кандидатуры не возражают. Если согласны – выписываю предписание», — сказал подполковник. На моё сомнение, что клубной работы я не знаю, Всеволод Александрович ответил, что специалистов на эту должность мы пока не готовим. Если постараетесь – справитесь. Я дал согласие и получил направление в Томск – 7.

Начальником отдела политработы к тому времени был ещё Александр Фёдорович. А когда я ему представился о прибытии для прохождения дальнейшей службы он и напомнил мне свои слова, сказавши: «Кажитьця я вам говорил, шо мы с вамы еще послужим. Так?» Я, естественно, выпалил:

-Так точно! Говорили.

— Ну, вот и хорошо, што помните, — процедил Александр Фёдорович и стал вводить меня в круг моих обязанностей.

Как только Александр Фёдорович представил меня офицерам отдела политработы и вышел из нашего кабинета, где мы теснились впятером, помощник начальника отдела политработы по комсомолу капитан Кондаков Валерий Андреевич сказал: «А ты чё сидишь, задумался? Давай беги в гастроном. Если денег сейчас с собою нет, не расстраивайся, займём до получки». Я тут же и собрался идти в магазин. Валерий Андреевич пошел мне помогать. Только мы с ним вышли на крыльцо здания штаба, как навстречу нам идёт Александр Фёдорович.

— Куда это ты повёл нашего новичка?» — Строго спросил Кондакова Александр Фёдорович?

—  Да мы тут по быстрому, в одно место, сейчас вернёмся, — бойко ответил не растерявшийся Валерий Андреевич.

— Ох, Кондаков! Смотры у миня! Знаю я в какое место пошли. Знаю, — сказал Александр Фёдорович и вошел в здание штаба.

Насмерть перепуганный, я стоял какое-то время как истукан, не зная, что делать. Потом ринулся, было, к  входной двери, чтобы вернуться в кабинет. Но Валерий Андреевич подхватил меня под руку и увлёк вниз по ступеням с крыльца. «Не дрефь, — сказал он при этом, — наш дед, — так называли Александра Фёдоровича про меж себя офицеры штаба Управления, — мужик ещё тот. За работу он с тебя будет спрашивать по всей форме, а заботиться о тебе будет лучше мамы. И не дай бог кому ни будь поругать тебя или наказать, он ему такое устроит, что больше не захочет на тебя даже голос повысить. Куда и зачем мы пошли он, конечно, догадался, но видишь же, пальчиком погрозил и всё. Понимает, что это традиция и что ни чего с этим не поделаешь».

Купленное в магазине мы сложили в большой чёрный портфель Валерия Андреевича, а вернувшись в кабинет, закрыли в сейф. После работы закрылись в кабинете на ключ, расселись возле стола Валерия Андреевича и скромно отметили моё новое назначение.

С первого дня Валерий Андреевич стал меня опекать, как хороший наставник. Попытался  по всяким пустякам подсказывать и делать мне замечания Иван Степанович Кузнецов, ставший впоследствии начальником отдела политработы и начальником Управления. Но Валерий Андреевич в первые же дни, не очень вежливо пресёк это.

Я с первых дней понял, какая незаурядная личность мой новый начальник и стал постоянно расспрашивать капитана Кондакова об Александре Фёдоровиче, с которым они служили уже не один год.

Первое о чём я спросил Валерия Андреевича, почему Александр Фёдорович, будучи ещё в тридцать пятом старшим лейтенантом, участник Великой Отечественной, а до сих пор только полковник и имеет такую небольшую выслугу лет. Валерий Андреевич мне и поведал кое-что из служебной биографии Александра Фёдоровича.

Оказывается. В тридцать девятом году Александр Фёдорович был уже полковым политруком, был слушателем  военной академии РККА. Но случилось не предвиденное.

По акту Молотова – Рибентропа наши войска в Белоруссии и в Украине перешли западную границу. Сотрудники НКВД приступили к тщательной проверке населения вновь занятых территорий. Во Львовской области нашелся родной дядя Александра Фёдоровича, а в анкете он  написал, что родственников за границей у него нет.

Львовская область, как и все вновь занятые территории, Россией была утрачена в результате Первой Мировой войны. О существовании за границей родственников юный Александр Фёдорович знать – не знал. Контактов-то абсолютно ни каких с ними не было. Родители об этом помалкивали, как и все граждане тогдашнего СССР в подобных случаях.

За «обман» органов Александр Фёдорович был репрессирован. Его лишили офицерского звания и всех наград, направили искупать вину в места не столь отдалённые. И только в конце войны был из лагеря освобождён и отправлен на фронт. Воевал храбро, за что был восстановлен в воинском звании, а по окончании войны остался служить.

Чем же запомнился мне этот незаурядный офицер, чем  навсегда оставил он добрую память в моей душе, почему я, где бы не служил, кем бы не работал всегда вспоминаю моего глубокоуважаемого начальника и мудрого  наставника.

Прежде всего, Александр Фёдорович прославился своей простотой, скромностью во всём, защитником всех и от всего. Все офицеры, прапорщики, сержанты, военные строители и служащие частей знали, что к полковнику Ананьевскому можно обратиться в любое время и по любому вопросу. И если к нему кто-то обратился с жалобой или какой-то просьбой, Александр Фёдорович всё бросал и в срочном порядке занимался проблемой обратившегося.

Мы офицеры его отдела постоянно задавали вопрос: «Когда же наш дед отдыхает?» В своём кабинете он во все рабочие дни уже в семь утра. Когда дежурили по Управлению, знали, что полковник Ананьевский может в штабе появиться поздно вечером и даже глубокой ночью не зависимо это рабочий, выходной или праздничный день. В выходные и праздничные дни Александр Фёдорович обязательно объезжал полки и отряды, присутствовал на культурно – массовых и спортивных мероприятиях.

Положение дел в подчинённых частях он знал досконально. Поимённо Александр Фёдорович знал всех офицеров, прапорщиков и сверхсрочников очень большого в то время Управления. Знал и деловые качества большинства  из оных.

Валерий Андреевич, побывавший однажды в квартире Александра Фёдоровича, рассказывал, как скромно была обставлена его квартира. Семья полковника была многодетной и проживала в большой квартире. В одной из комнат, Александр Фёдорович оборудовал свой уголок, а в нём стоял простой однотумбовый покрытый скатёркой стол, рядом – самодельные полки для книг. Возле стола на полу лежали гантели килограмма на три. Кстати, когда я, уже проходя службу в в/ч 11102 и будучи в командировке в Москве проведал  Александра Фёдоровича, проживавшего на пенсии в городе Обнинске и от души порадовался молодцеватым видом моего бывшего начальника, тот поведал мне, как он поддерживает своё здоровье. Рассказал Александр Фёдорович о ежедневных пробежках по утрам, показал свои гантели, и какие упражнения он с ними делает. «Эти гантели, — сказал он, — у меня ещё с Германии. Как после войны купил их там, так везде с собою вожу,  и каждый день с ними занимаюсь».

Сын Александра Фёдоровича поведал Валерию Кондакову, а последний мне, что отец ежедневно поднимается очень рано, делает зарядку, завтракает и садится читать. Практически всегда он читал работы классиков марксизма: К. Маркса, Ф. Энгельса и  Ленина. Собрания сочинений, этих авторов стояли на полках у его стола. Много Александр Фёдорович читал и художественной литературы. На занятиях по марсистско – ленинской подготовке он часто страницами цитировал не только классиков марксизма, но и М.Шолохова, Л. Толстого, Пушкина, Достоевского, А. Чехова и др.

Исполняя обязанности старшего инструктора по клубно – массовой работе, я  занимался  распределением подписных изданий. Как только приходила из ГК КПСС разнарядка на подписные издания, я обходил командование Управления и опрашивал, кто и что будет выписывать. Александр Фёдорович, просмотревши список выделенных изданий, всегда говорил: «Всё это у меня есть. Или, всё это я уже читал».

Троих своих детей Александр Фёдорович растил и воспитывал в спартанских условиях. С малых лет все они во всём обслуживали себя сами. Каждый имел свой участок работы по дому. В доме строго выполнялся распорядок дня. Все трое детей только на «хорошо» и «отлично» учились в школе, окончили ВУЗы, сами хорошо устроились и в жизни.

До самозабвения любил  Александр Фёдорович народное искусство. 1967 год был юбилейным, вся страна готовилась отмечать пятидесятилетие Октябрьской революции. Начальником центрального Управления наших войск был объявлен конкурс художественной самодеятельности и мы начали к нему готовиться. На базе штатного оркестра Управления  воссоздали ансамбль песни и пляски. Численность ансамбля была доведена до  ста шестидесяти человек. Десятка полтора ребят мы провели за счёт комендантской роты Управления, по два человека за счёт комендантских отделений частей и отрядов, многие наши певцы и танцоры числились в хозяйственной обслуге частей. Сколько и как приходилось из-за этого ругаться Александру Фёдоровичу с его самым близким другом начальником штаба Управления полковником Поселёновым Михаилом Ильичём,  известно одному богу. А заместитель начальника Управления по тылу подполковник Минаев Валентин Андреевич, зная, что всё равно Ананьевский своего добьётся любым путём, проводил наших музыкантов по хозяйственной обслуге без ругани. Бывало, позвонит ему командир какой ни будь части, докладывая, что Ананьевский опять увёз из части солдата, «попросив» перевести оного в хозяйственный взвод. Валентин Андреевич одними губами ругнётся, махнёт рукой, а в трубку скажет: «Ну что я теперь могу поделать! Жаловаться начальнику Управления мне уже надоело, да и всё ж равно Ананьевский своего добьётся».

Очень часто по вечерам Александр Фёдорович посещал расположение ансамбля. Придя в казарму, где жили наши музыканты, тихонько пройдётся по коридору, прислушиваясь где, что и кто играет или поёт. Потом зайдёт в комнату баянистов и попросит сержанта сверхсрочной службы Михайловского сыграть какую – ни будь украинскую мелодию. Ни когда не проходил мимо класса, где занимался цыганский ансамбль. Как только полковник заходил в комнату к ребятам цыганам, руководитель цыганского ансамбля Лазо Христофоров сразу брал гитару и спрашивал Александра Фёдоровича что спеть. Любил полковник слушать песни в исполнении баритона Владимира Марченко, грузинские мелодии в исполнении кларнетиста Валишвили, часто слушал игру скрипача и пианиста.  Если кто из ребят жаловался Александру Фёдоровичу на старый инструмент, на неподходящий концертный костюм или что-то другое, тут же следовало: «Товырыш Пэрэпэлятников, надо помочь…»

Сколько тысяч рублей выбил Александр Фёдорович у начальников Управлений войск и стройки, мы тогда сбились со счёта. С мая месяца и до сентября мы закупили большое количество различных инструментов для музыкантов. Купили даже полный комплект чешских посеребренных саксофонов. Пошили немалое количество костюмов, сапог, головных уборов для танцоров. Для хора, эстрадного и духового оркестров пошили концертную военную форму. Шенстнадцать костюмов пошили для цыганского ансамбля.  Надо заметить, что мужские и женские костюмы для цыган шились из очень дорогих тканей. Я с трудом в областном Томске нашел ателье, которое взялось шить эти костюмы. Содрали с нас в том ателье приличную сумму. Руководил всей подготовкой к смотру нашего коллектива хормейстер нашего театра музкомедии  Владимир Вихров. Ныне это известный в Москве театральный хормейстер. У нас он работал на половину ставки по совместительству.

Только благодаря разносторонней помощи и поддержке Александра Фёдоровича наш коллектив занял первое место в смотре конкурсе в/ч  25525.

Имел Александр Фёдорович и два существенных недостатка. Первый это то, что он очень много курил. Заканчивая курить одну беломорину, он тут же брал в рот новую. Жена говорила, что он и ночью поднимался курить.

Вторым недостатком была его пристрастность к быстрой езде на автомобиле. Садясь в автомобиль рядом с водителем, он часто говорил: «Ваня, аллюр тры хрыста! Гоны!» И водитель политотдельской «Волги» Ваня рвал с места и выжимал из мотора всё, на что он был способен. Дважды мы с Александром Фёдоровичем едва не попали в опаснейшие ДТП.

Первый раз дело было на дороге меж нашим ЗАТО и Томском. По каким-то делам ездили мы с Александром Фёдоровичем в часть, что дислоцировалась в областном центре. Возвращаясь в Управление, заехали в книжный магазин, потом направились в Универмаг, и тут Александр Фёдорович говорит: «Чёрт побэры! Сёдня ж в тры часа бюро горкома. Ваня, на моих бэз дэсяты тры. Гоны!» И Ваня утопил педаль газа до пола. В считанные минуты «Волга» вылетела за город и понеслась по бетонке в сторону нашего ЗАТО. Нагоняем новенький самосвал ЗиЛ. Ваня начинает его обгонять. Когда  автомобили на узкой без отсыпанных обочин бетонке поравнялись, водитель самосвала, не уступая нам, прибавил газу тоже. Минут пять автомобили неслись рядом, но вот из-за крутого поворота навстречу показался тяжело груженый МАЗ с прицепом. Водитель самосвала резко тормознул и мы какими-то миллиметрами разминулись со встречным грузовиком. Я, видя неминуемое столкновение с грузовиком, из всех моих сил руками упёрся в переднее сидение, а когда наш автомобиль чудом разминулся с грузовиком, пребывая в каком-то оцепенении, долго не мог прийти в себя. Когда очнулся, услышал спокойный голос Александра Фёдоровича: «Ваня, пожалуста будь поосторожней. Я то чёрт с ным, но сзади ж сыдыть молодой отец». Ровно месяц до того дня в моей семье родился первенец.

Второй раз нешуточная аварийная ситуация у нас возникла на проспекте Коммунистическом у дома, где жил Александр Фёдорович.

Возвращались мы с Александром Фёдоровичем из какой-то части. Время было обеденное. Сначала Ваня повёз домой Александра Фёдоровича, потом должен был завезти меня на Лесную, где я в то время жил, а потом ехать на обед в в/ч 11013, где в то время жила и столовалась авторота УВСЧ.

Едем по проспекту Коммунистическому со стороны площади Ленина. Только Ваня лихо обогнал какую-то автомашину, как стали проезжать мимо въезда во двор дома, где жил Александр Фёдорович. И Ваня, почти не снижая скорости, крутанул баранку влево. А буквально в нескольких метрах навстречу ехал большой пассажирский автобус. Водитель автобуса черноусый дядька так затормозил свой автомобиль, что он едва не встал дыбом, а жирные чёрные полосы на асфальте дорожного покрытия, оставшиеся от торможения автобуса, видны были несколько месяцев. Разминулись мы с автобусом буквально какими-то миллиметрами.

Как только наша «Волга», пролетев тротуар, остановилась меж домами, Ваня положил свою головушку на баранку руля и громко выдохнул.

Следом за автобусом на ГАЗ – 69 ехал начальник ГАИ города. Осторожно объезжая колом стоявший автобус, гаишник свернул во двор за нами. Увидав гаишника, Александр Фёдорович пулей вылетая из машины, крикнул Ване: «За гаражи, туди направо и на Ленина! Давай скорий!» А сам, расставив в стороны руки, что-то говоря, пошагал навстречу гаишнику.

Начальник ГАИ хотел, было, объехать Александра Фёдоровича и гнаться за удиравшим Ваней, но полковник надёжно преградил ему дорогу.

— Сколько можно терпеть вашего гонщика! – Прокричал  грозный капитан, вылезая из машины.

— Та якый вин тоби гонщик. Ты чё прыдумав? Ну, торопыцьця колы хлопчик, так вин же хоче нэ опоздать. Служба ш… Ты успокойся, пожалуста, успокойся. Давай по хорошому побалакаем. А со своим шохвиром я розбэрусь, внушэние зделаю. Вин бильше нэ будэ, нэ будэ, — причитал наш «дед», успокаивая кипевшего гаишника.

Здесь надо отметить, что ГАИ в то время военнослужащих наказывать права не имела. Но следить за безопасностью дорожного движения была обязана. И управу на любого военнослужащего нарушителя, тем не менее, могли найти запросто. Им всегда можно было обратиться в ВАИ гарнизона, в прокуратуру, наконец, самым действенным средством воздействия были ж и партийные органы. Поэтому, с инспекторами ГАИ нам и в то время считаться приходилось.

«Аварию я предотвратил, но что там у меня в автобусе? Как там мои пассажиры? Идите,  смотрите сами», — сказал подошедший, красный как свёкла усач и гаишник с Александром Фёдоровичем поспешили к автобусу. К счастью, от резкого торможения ни кто из пассажиров автобуса травм не получил.

Вечером того же дня я спросил Ивана, влетело ли ему от «деда». «Не, — сказал наш гонщик, — только попросил впредь быть поосторожней». Недели через две Ваня уехал домой в отпуск по поощрению в Волгоградскую область. Вновь посаженный взамен водитель через неделю, как и Ваня, стал «гонщиком».

По достижении предельного для службы возраста, Александр Фёдорович написал рапорт об увольнении в запас и стал готовиться к увольнению. Но никто в Управлении кроме командования об этом  не знал.

Неожиданно для всех нас служебную «Волгу» он отправил на ремонт и  стал ездить на своей личной. Из в/ч 40317 попросил отделение солдат отделочников и ребята  отремонтировали его служебный кабинет.

Месяца три наш «дед» ожидал приказ министра обороны. Всё это время работал он как ошалелый. Мы офицеры отдела политработы строили только догадки, почему так взвинтился наш «дед». Московская комиссия недавно нас проверяла. Оценку поставили хорошую, скоро с проверкой приехать не должны. Может готовится на повышение, так возраст уже не тот. Но тогда почему? Недоумевали мы.

И вот однажды как гром среди ясного неба прозвучало из уст Александра Фёдоровича:  «Товарищи офицеры, я увольняюсь в запас. Приказ уже пришел. Дня через три – четыре соберусь и уеду. Если кого обидел – простите. Не поминайте лихом, — с грустью в голосе произнёс он, обвёл всех нас долгим пронизывающим взглядом, и продолжил, — может у кого есть ко мне какие вопросы, или претензии? Говорите, не стесняйтесь». В кабинете на несколько минут воцарилась гробовая тишина. Не знаю как у остальных, но у меня ком сдавил горло, промокли глаза…

Прибывший новый начальник отдела политработы майор Сиротский Евгений Павлович, все годы нашей с ним совместной службы относился ко мне очень хорошо. И ко мне, и ко всем офицерам нашего отдела и штаба Управления был  очень требователен. Когда был начальником отдела политработы, и когда,  стал начальником нашего Управления, за успехи поощрял, а нерадивых и допускавших нарушения по службе строго карал. Мы часто с ним подолгу разговаривали, как говорят,  «за жизнь», часто вместе ездили по подчинённым нам частям. Ездили вдвоём  даже по грибы. Он всячески содействовал мне в учёбе в университете, где я учился заочно. Если мне срочно нужно было посетить университет, Евгений Павлович отпускал меня всегда безоговорочно, какие бы в тот момент ни были у нас  в то время дела. Несколько раз отпускал на сессии, не издавая приказ, чтобы я за период пребывания на сессии получил полное денежное довольствие. Ведь учебные отпуска в то время военнослужащим предоставлялись с оплатой из расчёта сто рублей за месяц, минус подоходный налог в размере 13%, а у меня было трое несовершеннолетних детей и жили мы в ту пору очень скромно.

Все годы службы под командованием Евгения Павловича и когда он был начальником отдела политработы, и начальником Управления, я вспоминаю с теплом. Я до конца дней своих буду благодарен ему за совместную службу. Имел я счастье служить под началом и многих других замечательных офицеров наставников, по-отечески относившихся ко мне. Но годы совместной службы с Александром Фёдоровичем Ананьевским я выделяю особо. Почему? Да не знаю! Возможно, так на меня повлиял его характер и его отношение к службе. Возможно.

Долгие годы я даже переписывался с Александром Фёдоровичем после его увольнения в запас. В письмах он живо интересовался делами в Управлении, моими служебными делами. Я всё подробно ему докладывал, отчитываясь как перед отцом.

Однажды в самом начале восьмидесятых послал я Александру Фёдоровичу поздравительную открытку, на которую его супруга написала мне, что Александр Фёдорович навсегда ушел от нас.

Нет слов, которыми я мог бы выразить своё состояние, получив это известие.

   А. Перепелятников