Уважаемые посетители сайта! Предлагаем вашему вниманию очередной рассказ А. Перепелятникова из цикла «Воспоминания».

Власть переменилась

рассказ

В этом повествовании я расскажу о том, как по молодости, шутя, я   поссорил двух моих начальников.

Один из них — мой непосредственный начальник – заместитель командира полка по политчасти. Звали его Шишкин Иван Васильевич, а был он подполковником.

Прибыл он для прохождения службы в наш полк в начале 1963 года из кадрированного полка Министерства обороны. Тот полк дислоцировался в городе Иркутске. Все пять лет службы в полку Иван Васильевич посвятил заочному обучению на историческом факультете местного университета. Времени для этого было предостаточно. Ведь в кадрированном полку было чуть больше взвода солдат, которые несли службу по охране поставленной на консервацию боевой техники, складов с оружием и боеприпасов. Офицеры на ежедневных занятиях совершенствовали свои знания по тактике и стратегии ведения боевых действий, изучали поступавшую в полк быстро обновляемую боевую технику.

После расформирования полка офицеров и разбросали кого куда.

Во время службы в Иркутске Иван Васильевич много читал: научную литературу по педагогике и философии, историю государства и общества, истории войн и военного искусства. Великую Отечественную он захватил краешком, участвуя в разгроме милитаристской Японии. Ведь он был 1927 года рождения и в 1945 ему исполнилось только 18 лет.

Был этот офицер требователен к себе, заботлив к подчинённым, до глубины души предан Отечеству и идеалам коммунизма. До последних дней был активным членом партии коммунистов. На пенсии в г. Лермонтове Ленинградской области возглавлял местную партячейку КПРФ.

Ненавидел Иван Васильевич людей, злоупотреблявших спиртным, не переносил грубую матерщину. Офицеров, сержантов и солдат, сквернословивших при нём, всегда одёргивал, строго выговаривал, а иногда и наказывал.  Самым строгим его ругательством было «едрёна каламашка». Так с первых дней в полку его и прозвали. Бывало спрашивает один офицер другого:

— Кто сегодня ответственный в полку?

— Едрёна каламашка, — отвечал другой.

Но это ругательство жило в его устах недолго. С головой окунувшись в жизнь нашего большого по численности и сложного по контингенту личного состава, Иван Васильевич стал употреблять иногда и выражения покрепче.

Рос я без отца, погибшего на фронте. С детских лет нуждался в общении с мужчинами, в мужском наставлении и опеке, строгом мужском спросе за шалости и проступки. Когда стал офицером — начальником для ровесников, а иногда и старше себя, часто мучился проблемами взаимоотношений с подчинёнными, нуждался в серьёзной помощи и квалифицированном наставлении. И мне повезло -судьба свела с мудрым и добрым Иваном Васильевичем.

С первого дня нашей с ним совместной службы он окружил меня отеческой заботой, пристальным, но не назойливым вниманием. Казалось мне, что Иван Васильевич абсолютно не интересуется, чем я занимаюсь, как работаю с комсомольским активом полка, что планирую и провожу в полку и в ротах. Но на деле оказывалось, что Иван Васильевич до мелочей знает работу руководимого мною комитета комсомола полка, знает, с кем я дружу и от кого держусь подальше.

Не мог он в деталях знать, как обустроен мой домашний быт, чем занимаюсь в редкие выходные, что читаю, как дома питаюсь. Но его живо интересовало и это. Не в форме допроса, а, как бы, между прочим, в случайном разговоре спрашивал и обо всём. Часто, бывало, говаривал Иван Васильевич: «Ты знаешь, Ондрей, какую я сейчас читаю книгу, какую книгу! Почти до утра сегодня читал, пока уже жена не начала ворчать, что мешаю спать. Она у меня хоть и библиотекарша, но таких книг не читала. Нет. А ты, брат, случайно энату книжицу не читывал?» Естественно, я почти всегда отвечал, что не читал ту книгу.Тогда Иван Васильевич не громко, но твёрдо говорил: «Прочти, обязательно прочти! Не пожалеешь. Кстати, а что сейчас ты читаешь?» И если я честно сознавался, что сейчас ничего не читаю, он с удивлением глядел своими широко открытыми серыми глазками в самую мою душонку и произносил: «Это, брат, не хорошо, очень нехорошо! Читать надо всегда, как бы ни был занят делами. Дела, заботы будут по жизни всегда, а без книг, без знаний жизнь сера и пуста… Несчастный тот человек, который не читает. Несчастен и точка. Запомни!»

На всю жизнь по сей деньпомню я и придерживаюсь совета Ивана Васильевича по ведению своего семейного бюджета. Поинтересовался он, как у меня обстоят дела с финансами. Я ответил, что до получки денег хватает, ни в чём особо не нуждаюсь. «А на чёрный день, заначка то есть? Хоть помаленько откладываешь?»- спросил Иван Васильевич. Никакой заначки у меня, конечно, не было. В чём я и признался своему наставнику.

— Это, Ондрей, неправильно, — тихо сказал Иван Васильевич, – возьми, дорогой, за привычку и всегда её исполняй – появилась сотня рубликов, или пятьдесят, или даже пятёрка – десять, пять рублёв, да ту же копейку, но отложи. Без энтой малости ты сейчас вполне обойдёшься, а десятка к десятке, пятерка к пятёрке и сам не заметишь, как скопится какая-то сумма и ты при любых обстоятельствах будешь при деньгах. Запомни это.

И я запомнил этот добрый совет моего учителя. В сберкассе, так назывался тогда Сбербанк, я завёл книжку и стал прямо через бухгалтерию туда по двадцать пять рублей ежемесячно откладывать. Через год я стал самым богатым среди сверстников. Многие постоянно занимали у меня. Ещё холостяком купил кое-что из мебели, радиоприёмник, купил гражданскую одежду.

Когда стал замполитом полка в Северске, решили мы с женой купить автомобиль. Написал я снова рапорт и стал из заработной платы перечислять на сберкнижку по сто пятьдесят рублей ежемесячно. Мы с женой поразились, как быстро у нас набежало на автомобиль.

В 1967 году наш славный полк расформировали, и я попросился направить меня для прохождения службы туда, где есть рядом университет. К тому времени я уже успешно заочно окончил два курса строительного института. Я был политработником, видел пример глубоких знаний моего наставника, окончившего истфак, и решил следовать его примеру. В университетах страны факультеты были историко-филологические. А я уже печатал в окружной газете СИБВО «Советский воин»стихи, небольшие заметки и рассказы.

И когда вызвал меня для беседы о дальнейшей судьбе московский кадровик подполковник Иванов, я и высказал своё желание. Подполковник глянул в свои бумаги и сказал: «Тогда направим тебя в Томское Управление. В Томске ж знаменитый университет и там есть историко-филологический факультет.»

Так я получил направление в Томск-7 (Ныне Северск). Надо заметить, что Иван Васильевич Шишкин после расформирования нашего полка оставался в Зеленогорске и был назначен начальником отдела кадров стройки. Он ещё до приезда кадровика из Москвы сообщил мне об этом, сказавши: «Ты, брат, за дальнейшую службу не беспокойся. Я буду возглавлять кадры стройки и уж кого-кого, но тебя пристрою. Не пожалеешь.»

Очень не хотелось мне уезжать от уважаемого Ивана Васильевича, но желание получить такие же знания, стать таким же политработником, как Иван Васильевич, взяло верх. И я решил ехать в Томское Управление войск. Подполковник Иванов озвучил и должность, на которую я направлялся – старшим инструктором отдела политработы Управления по клубно- массовой работе. Когда я услышал на какую должность направляюсь, оробел:

— Но я же не знаю этой работы, я не знаю ни музыки, ни чего другого в этом деле.

— Справишься. Во-первых, мы специалистов на эту работу не готовим и нам всё равно назначать на эту должность не знатока клубного дела. А во-вторых, тут на тебя написана такая характеристика, что впору назначать тебя на должность чуть ли не начальника отдела политработы…

Надеюсь, что читатель догадался, кто написал на меня ту характеристику. В том же 1967 году я поступил на историко-филологический ТГУ. И все шесть лет учёбы исполнял обязанности старшего инструктора по клубно-массовой и помощника начальника отдела политработы по комсомолу. Имею право считать, что своего любимого начальника я не подвёл.

Через несколько лет в составе московской комиссии я приехал с проверкой Красноярского-45 Управления войск. Вечером в день приезда в моём гостиничном номере раздался телефонный звонок. Звонил Иван Васильевич. После того, как я  на всю гостиницу прокричал в трубку: «Здравствуйте, Иван Васильевич!» — он предложил пройтись погулять и пообщаться. Я пулей вылетел из гостиницы и помчался на набережную Кана, где мы и встретились.

После тёплого рукопожатия Иван Васильевич сказал: «Ну, как ты служишь, я знаю. Читал приказы по Центральному Управлению. Молодец! Давай рассказывай, как дела домашние, чем занимаешься, как живёшь вне службы». Моему дорогому учителю я не рассказывал, нет. Я, в полном смысле слова, держал отчёт. Отчитывался за свою семейную жизнь, за учёбу в Университете, за все свои дела.

Несколько часов бродили мы по пустынной в тот вечер набережной своенравного Кана. Иван Васильевич всё спрашивал и спрашивал, а я, как на духу, докладывал.

К сожалению, больше не довелось мне увидеться с дорогим Иваном Васильевичем. В 2019 году его не стало. Всю жизнь, невольно, я как бы держал перед ним отчёт за все свои дела и поступки. Подсознательно, какими-то глубинами души я невольно задавал себевопрос, что бы сказал по этому поводу Иван Васильевич… Давно, очень давно возникло у меня желание послать Ивану Васильевичу свой рассказ, удачное стихотворение или опубликованную статью. Не решался. Несколько лет назад через однокашника по училищу Олега Фомича Ковалёва послал ему один из последних сборников рассказов. Олег выполнил мою просьбу и передал скромную книжку Ивану Васильевичу. Таким образом отчитался я перед Иваном Васильевичем на старости лет. Вечная ему память!

Не могу кратко не поведать и о втором герое моего рассказа о подполковнике Шадрине Иннокентии Ивановиче — начальнике штаба нашего славного полка. Не хотят признавать краеведы Зеленогорска, но первым, кто пришел и начал строительство важного оборонного предприятия подальше от цивилизации на берегу Кана, был именно в то время капитан Шадрин.

Служил он до того в Красноярске-26, ныне это Железногорск. И вот морозной зимой 1956 года с ротой солдат прибыл Иннокентий Иванович поездом на станцию Заозёрная. Райисполком Заозёрного выделил капитану Шадрину несколько подвод, на которые солдаты погрузили большие армейские палатки, инструмент, свой нехитрый армейский скарб и направились к месту будущей стройки. На пригорке за деревней Орловка расчистили от подлеска и кустарника большую поляну, поставили палатки и приступили к обустройству своего городка. Валили вековые сосны, ели и берёзы, вырыли землянки для складирования продовольствия, срубили баню. Вслед за первой стали на будущую стройку прибывать и прибывать другие роты. К весне на месте будущего административного городка уже располагался военно-строительный отряд. Позже он получил название посёлок Октябрьский.

Отряд быстро рос численно и вскоре это уже был полк. Командиром отряда был майор Шадрин, а когда сформировался полк, он стал начальником его штаба. В декабре 1962 года полк был расформирован и из его остатков, из трёх рот 731 автомобильного ВСО и нескольких рот в/ч 33960, был сформирован новый полк. Условный номер ему был оставлен 33960. Командиром полка был назначен полковник Законов, а начальником штаба стал подполковник Шадрин. Новый полк состоял из трёх автомобильных рот и девяти рот, обслуживавших ДОК, завод ЖБИ, первую автобазу УАТ, УМР, железнодорожный цех, МСУ 14, мощную котельную и ряд других субподрядных подразделений огромной стройки.

Подполковник Шадрин, как и Иван Васильевич, был участником Великой Отечественной. Имел несколько боевых орденов и медалей.

Всех участников Великой Отечественной войны по отношению к нам, молодым офицерам, я делил на две группы. Одни, радуясь тому, что из военных училищ прибывали офицеры, прошедшие полный курс обучения военному делу, а мы, выпускники НВТУ, получили  ещё   и дипломы техника-строителя ПГС, окружали нас отеческой заботой, учили уму-разуму, передавая нам свой бесценный опыт работы с подчинёнными.

Другая группа офицеров, не скрывая зависти, что мы получили по тем временам прекрасные знания, на каждом шагу упрекали нас за неумение работать с подчинёнными, требовали от нас порой невыполнимого, а главное — не роптать на трудности, порою созданные ими же. От последних мы постоянно слышали: «Тебе трудно, не устроен твой быт, а как было нам на фронте? Над вами не свистят пули и не ревут в небе Мессеры. Молчи и переноси тяготы и трудности армейской жизни, как записано в Уставе!»

Шишкина Ивана Васильевича я отношу к первым, а вот — подполковника Шадрина Иннокентия Ивановича отношу ко вторым.

В этом полку я был ещё лейтенантом. Мой мудрый учитель Иван Васильевич Шишкин поставил перед командованием полка задачу, чтобы в выходные и праздничные дни меня не привлекали к несению службы вне части. В наряды по гарнизону назначали только в будние дни, чтобы имел возможность встречаться со всеми комсомольскими активистами.

Командиру полка было всё равно, в какие дни я ходил на службу дежурным по гарнизону или патрульным, а вот начальник штаба полка подполковник Шадрин Иннокентий Иванович почему-то этому требованию активно противился. Пользуясь тем, что составление графиков несения службы офицерским составом полка было его компетенцией, постоянно пытался послать меня в наряд по гарнизону в выходные дни.

Однажды командир полка срочно, по горящей путёвке уехал на отдых в санаторий. Это случилось так неожиданно и срочно, что командир полка в отпуск не готовился, не  был издан приказ по полку об исполнении обязанностей командира на время его отпуска. Уехал полковник Законов домой на обед,из Управления войск позвонили ему домой о «горящей» путёвке.Заехал он в штаб Управления, выкупил путёвку, получил отпускные, съездил на ж/д станцию в город Заозёрный за билетом на поезд, вернулся домой, быстро собрался и в тот же вечер уехал в Пятигорск.  Позвонил он только подполковнику Шишкину и сообщил ему о своём срочном убытии в отпуск и назначении Ивана Васильевича исполнять обязанности командира полка на время его отпуска.

Подполковник Шадрин в тот день оставался в полку контролировать вечерние мероприятия, был ответственным, как мы тогда называли такое поочерёдное пребывание в полку до отбоя офицеров штаба полка. На следующий день офицер, остававшийся накануне в полку до отбоя, на службу прибывал часам к 9 – 10.

О назначении офицера в суточный наряд по полку или в гарнизон, дня за два – за три до дня несения службы начальник штаба полка в книге приказаний по полку писал соответствующее приказание. Дежурный по штабу под роспись знакомил офицеров с этим распоряжением.

На второй день после убытия командира полка в отпуск, на утреннем разводе личного состава полка подполковник Шишкин объявил полку о своём вступлении в обязанности командира полка на время отпуска полковника Законова.

Только вошел я в свой кабинет после утреннего развода, как заходит ко мне дежурный по штабу, кладёт мне на стол книгу распоряжений и просит расписаться в ознакомлении о заступлении в ближайшую субботу в суточный наряд дежурным по гарнизону. Расписываться за ознакомление о приказании я не стал, сказал дежурному по штабу, что подполковник Шишкин запретил мне ходить в наряды по гарнизону в выходные дни. Дежурный сослался на распоряжение начальника штаба и попросил подпись поставить. И надо же мне было в шутку ляпнуть солдатику, что власть-то в полку переменилась. Подполковник Шишкин сейчас командир полка, власть теперь у нас, политработников.

Дежурный молча взял с моего стола журнал распоряжений и вышел. Часов около десяти, дежурный по штабу снова заходит ко мне в кабинет и сообщает, что меня вызывает подполковник Шишкин. Я тут же и направился в кабинет командира полка.

Я вошел в кабинет, доложил о прибытии по приказанию и сразу понял, зачем меня вызвал мой любимый начальник. На стуле у окна сидел насупившийся подполковник Шадрин… Сидел он вполоборота, развернувшись спиной к входной двери, закинув левую ногу на правую, а правой рукой облокотился на спинку соседнего стула. Лицо его было серое, пылающие гневом глаза уставлены в пол.

Подполковник Шишкин на мой доклад о прибытии никак не прореагировал.Дочитал он какую-то бумагу, поставил на ней визу, отодвинул документ в сторону, а после этого встал в грозную позу. Делал он это, положив обе руки на стол, сжимая пальцы в кулаки, слегка втянув голову в плечи и грозно глядя исподлобья. Прошло несколько томительных секунд, Иван Васильевич медленно, но твёрдо произнёс: «Товарищ лейтенант, как нам с Иннокентием Ивановичем понимать ваше заявление о том, что в полку поменялась власть?»

Сгорая от стыда, начал я что-то мямлить в своё оправдание, но тут голос подал подполковник Шадрин:

— Вы что же, полагаете, что я не знаю о просьбе Ивана Васильевича не ставить вас в наряд в выходные дни в гарнизон? Знаю я это!Но тут сложились такие обстоятельства, что мне просто больше некого поставить в наряд в предстоящую субботу, а вы, товарищ лейтенант, должны знать, что обязаны выполнять последний приказ! Обязаны за ознакомление с приказом расписаться, а потом доложить своему начальнику о полученном распоряжении. Да и ко мне  могли подойти и задать соответствующий вопрос. Я бы вам всё и объяснил. А вы! Вы поступили очень нехорошо. Очень!

— Теперича понял, что натворил?- напуская на себя ещё большую строгость, отрезал Иван Васильевич.

— Так точно! Прошу прощения! Больше не повторится! — выпалил я, почувствовав, что на этом разбирательство заканчивается.

— Всё! Иди. Мы с тобой об этом ещё поговорим.А за наряд распишись, и придётся в наряд по гарнизону сходить. Ничего не поделаешь,-уже более спокойно сказал подполковник Шишкин. Я пулей вылетел из кабинета.

До среды следующей недели я старался не попадаться на глаза Ивану Васильевичу. В среду он вызвал меня сам. Как только я вошел в кабинет командира полка и доложил о прибытии, Иван Васильевич встал из-за стола, медленно подошел ко мне, еле сдерживая смех, правой рукой хлопнул по плечу и сказал:

— Так значит, власть в наших руках, да? Ну ты, брат, даёшь! -и с теплым выражением лица, глядя в упор, продолжил, — надо, очень надо нам, политработникам, брать власть в свои руки!Мы ведь,по сути, здесь представители партии. А ей и принадлежит вся власть в стране! За всё мы перед партией в ответе! За всё! Сказал ты солдату всё правильно, только впредь думай, что, кому и когда говорить. Понял?

— Так точно, — выпалил я и опустил голову.

— А от меня больше не прячься. Иди занимайся.

Вылетел я из кабинета на крыльях, сияя от счастья! Несколько дней после того я не ходил по нашей грешной земле. Я летал счастливый от того, что Иван Васильевич на меня ни чуточку не обиделся…

А. Перепелятников