Александр Звягинцев,
Обвинители убеждены: преступления эти столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может не дать этим злодеяниям жесткой оценки.
И обязана свершить суд гласный и праведный. И вынести приговор, который бы воздал каждому по заслугам его — ибо, если этого не сделать, эта абсолютная машина зла заработает снова, пожирая человечество и разрушая цивилизацию.
Руденко в Геринга не стрелял
Всего на скамье подсудимых находилось 24 человека.
Первый среди них — Герман Геринг, рейхсмаршал, преемник Гитлера, член Тайного совета. Его ответ на предъявленное обвинение: «Победитель всегда будет судьей, а побежденный — обвиняемым!».
Рудольф Гесс, заместитель фюрера, член Тайного совета: «Я ни о чем не сожалею».
Иоахим фон Риббентроп, имперский министр иностранных дел, член Тайного совета: «Обвинение предъявлено не тем людям».
Вильгельм Кейтель, фельдмаршал, начальник Верховного командования вооруженных сил Германии, член Тайного совета: «Приказ для солдата всегда есть приказ!».
Эрнст Кальтенбруннер, начальник Главного имперского управления безопасности: «Я не несу ответственности за военные преступления, я лишь выполнял свой долг как руководитель разведывательных органов и отказываюсь служить неким эрзацем Гиммлера»
Альфред Розенберг, Имперский руководитель нацистской партии по вопросам идеологии, министр оккупированных восточных территорий: «Я отвергаю обвинение в заговоре. Антисемитизм являлся лишь необходимой оборонительной мерой».
Ганс Франк, генерал-губернатор оккупированных польских территорий: «Я рассматриваю данный процесс как угодный богу высший суд, призванный разобраться в ужасном периоде правления Гитлера и завершить его».
Вильгельм Фрик, министр внутренних дел: «Все обвинение основано на предположении об участии в заговоре».
Юлиус Штрейхер, главный редактор нацистской газеты «Дер Штюрмер», гаулейтер Франконии: «Данный процесс — триумф мирового еврейства».
Ялмар Шахт, министр экономики, президент Германского банка: «Я вообще не понимаю, почему мне предъявлено обвинение».
Вальтер Функ, министр экономики, член Совета министров по обороне: «Никогда в жизни я ни сознательно, ни по неведению не предпринимал ничего, что давало бы основания для подобных обвинений. Если я по неведению или вследствие заблуждений и совершил деяния, перечисленные в обвинительном заключении, то следует рассматривать мою вину в ракурсе моей личной трагедии, но не как преступление».
Карл Дениц, гросс-адмирал, командующий военно-морскими силами, преемник Гитлера: «Ни один из пунктов обвинения не имеет ко мне ни малейшего отношения. Выдумка американцев!».
Бальдур фон Ширах, глава гитлеровской молодежи: «Все беды — от расовой политики».
Фриц Заукель, Генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы: «Пропасть между идеалом социалистического общества, вынашиваемым и защищаемым мною, в прошлом моряком и рабочим, и этими ужасными событиями — концентрационными лагерями — глубоко потрясла меня».
Альфред Йодль, генерал-полковник, начальник Штаба оперативного руководства Верховного командования: «Вызывает сожаление смесь справедливых обвинений и политической пропаганды».
Франц фон Папен, вице-канцлер: «Обвинение ужаснуло меня, во-первых, осознанием безответственности, в результате которой Германия оказалась ввергнута в эту войну, обернувшуюся мировой катастрофой. А во-вторых, теми преступлениями, которые были совершены некоторыми из моих соотечественников.
Последние необъяснимы с психологической точки зрения. Мне кажется, во всем виноваты годы безбожия и тоталитаризма. Именно они и превратили Гитлера в патологического лжеца».
Артур Зейс-Инкварт, канцлер Австрии, комиссар оккупированной Голландии: «Хочется надеяться, что это — последний акт трагедии Второй мировой войны».
Альберт Шпеер, министр вооружения и боеприпасов: «Процесс необходим. Даже авторитарное государство не снимает ответственности с каждого в отдельности за содеянные ужасные преступления».
Константин фон Нейрат, президент Тайного совета, протектор Богемии и Моравии: «Я всегда был против обвинений без возможной защиты».
Ганс Фриче, глава радиослужбы и отдела прессы министерства пропаганды: «Это самое ужасное обвинение всех времен. Ужаснее может быть лишь одно: грядущее обвинение, которое предъявит нам немецкий народ за злоупотребление его идеализмом…».
Очень важно, чтобы люди прочитали эти слова. Во-первых, их мало кто знает. Во-вторых, они передают всю неимоверную сложность и необычность Нюрнбергского трибунала. Перед его судьями была поставлена задача, которая доселе не ставилась ни перед кем — осудить преступную идеологию, преступную государственную машину, преступную политику, преступные меры ведения войны…
Не все, правда, заняли места на скамье подсудимых.
Лей до начала суда покончил жизнь самоубийством. Дело Круппа было приостановлено, поскольку он был признан неизлечимо больным. Розыск Бормана не дал результатов, и его судили заочно.
Мир после величайшей из войн в истории человечества — это разрушенные города, несчастные потерянные люди, пленные и победители, слезы и радость, горе и надежды…
Нюрнберг весны 1946-го тоже страшно разрушен. Заседания Международного трибунала над нацистскими преступниками идут во Дворце правосудия. Газеты пестрят сенсационными сообщениями: «Наци номер два», Рейхсмаршал Герман Геринг, убит прямо в зале суда во время заседания Международного трибунала. На глазах у обвинителей, судей и адвокатов. Убил его советский прокурор Роман Руденко. Руденко, возмущенный хамским поведением Геринга, выхватил пистолет и застрелил Геринга прямо здесь, на скамье подсудимых».
Первой эту новость напечатала 10 апреля 1946 года американская газета «Старз энд страйпс». Известие эхом выстрела мгновенно разнеслось по послевоенному Нюрнбергу.
Многие тогда ему поверили, потому что в зале N 600, где судили лидеров Третьего рейха, казалось, случиться могло что угодно. Так накалена была атмосфера, такие злодейства были представлены ужасающемуся человечеству.
Конечно, Руденко в Геринга не стрелял, не тот был человек Главный обвинитель от Советского Союза, чтобы настолько потерять голову и выдержку. Да и оружие у него было совсем иное — неопровержимые факты, железная логика.
Руденко буквально раздавил наглого Геринга, который раньше довел своим вызывающим поведением до полной растерянности американского обвинителя Джексона.
Что же касается запущенной газетной «утки» в отношении Руденко, то в нашей делегации после этого случая стали шутить: «Бойся быка спереди, лошадь сзади, а американского журналиста со всех сторон».
Должно быть судебное решение, а не месть
Идея международного судебного процесса над главными немецкими военными преступниками утвердилась не сразу. Советское руководство последовательно и настойчиво проводило линию организации международного суда над руководителями фашистской Германии. Еще 27 апреля 1942 г. правительство СССР официально направило послам и посланникам всех стран ноту «О чудовищных злодеяниях, зверствах и насилиях немецко-фашистских захватчиков в оккупированных советских районах и об ответственности германского правительства и командования за эти преступления».
Между тем некоторые видные государственные деятели Запада думали расправиться с военными преступниками, не заботясь о юридической процедуре и формальностях. Так, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль уже в 1942 г. решил, что нацистская верхушка должна быть казнена без суда.Это мнение он не раз высказывал и в дальнейшем.
Похожие идеи существовали и по другую сторону Атлантики. В марте 1943 г. госсекретарь США К. Хэлл заявил, что предпочел бы «расстрелять и уничтожить физически все нацистское руководство». Генерал Д. Эйзенхауэр предлагал просто расстреливать их «при попытке к бегству».
Президент США Франклин Рузвельт за год до начала Нюрнбергского трибунала говорил: «Мы должны быть по-настоящему жесткими с Германией, и я имею в виду весь германский народ. Немцев нужно либо кастрировать, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они забыли и думать о возможности появления среди них людей, которые хотели бы вернуть старые времена и снова продолжить то, что они вытворяли в прошлом».
По данным социологического опроса 1945 г., 67% граждан США выступали за скорую внесудебную расправу над нацистскими преступниками, фактически за линчевание.
Англичане также горели жаждой мести и были в состоянии обсуждать, по замечанию одного из политиков, лишь место, где поставить виселицы, и длину веревок.
Вот характерный документ того времени: «Точка зрения британского правительства о нецелесообразности организации формальных судебных процессов в отношении главных преступников войны остается неизменной. Однако, если США и СССР держатся другой точки зрения и считают целесообразным применение такого порядка ответственности, британское правительство готово с этим согласиться. Однако необходимо иметь в виду, что на оккупированной территории Германии должны быть созданы военные суды для разбора дел рядовых нацистских преступников, совершавших преступления на территории Германии». (Из материалов Совещания по вопросу о наказании военных преступников, 3 мая 1945 года, отель «Фермонт», Сан-Франциско. — Авт.)
Конечно, такие взгляды имели право на существование. Небывалые злодеяния фашистов вызывали ярость и всеобщее возмущение, лишали людей терпения, столь необходимого для организации и ведения процессов по всем правилам юриспруденции.
Добавить комментарий